Коммик, Just Коммик

Еще со времен ранней Советской власти Москва, как магнит, притягивала к себе всякую сволочь. Она была огромным насосом, всасывающим в себя самых подлых проходимцев. По существу, механизм ограничительной прописки служил фильтром, через который проскакивали только мерзавцы.

Еще и до Великой Августовской Капиталистической контрреволюции среди гордых носителей московской прописки подонки составляли большинство; после переворота эта ситуация усугубилась многократно, поскольку теперь быть подлецом и мерзавцем стало не стыдно, а почетно.

Кавказцы летят в Москву, как мухи на говно. Вот оно, ключевое слово -- говно! Мухи -- это, конечно, плохо. Но говно -- это гораздо хуже.

Так может, поправить что-то нужно в консерватории? Превратите Москву в нормальный русский город, и кавказская диаспора рассосется сама собой.

Вчера вечером, сидя в одиночестве в своей канадской конторе, я выступил в защиту авторской песни в полемике с тов. apophatesом. Для подкрепления своей точки зрения я привел несколько цитат; воспроизведу их здесь с исправленными ошибками:

Визбор:
С моим Серегой мы шагаем по Петровке,
По самой бровке, по самой бровке.
Жуем мороженое мы без остановки,
В тайге мороженого нам не подают.

То взлет, по посадка,
То снег, то дожди...
Сырая палатка,
И писем не жди...

Берковский:
Вспомните, ребята, вспомните, ребята,
Разве это выразить словами?
Как они стояли у военкомата
С бритыми навечно головами.

Он же:
Я -- неопознанный солдат,
Я -- рядовой, я -- имярек,
Я -- меткой пули недолет,
Я -- лед кровавый в январе,
Я прочно впаян в этот лед,
Я в нем, как мушка в янтаре.

Галич:
Касса щелкает, касса щелкает,
А под Щелковом в щепки полк,
И трясет она пегой челкою,
А касса щелк, щелк, щелк...

Написал я ему и вдруг почувствовал, что меня охватывают неудержимые рыдания, благо на работе уже никого не было. Понятно, годы берут свое, уровень тестостерона уже не тот, но единственный раз на моей памяти, когда со мной было подобное, случился пять с половиной лет назад, когда умер мой отец -- мужественный и сильный человек, потерявший ногу на войне.

Для чего, подумал я, эти прекрасные русские молодые люди претерпевали непереносимые тяготы и лишения, шли на смерть и пытки? Оказалось, для того, чтобы их внуки имели возможность поболтать по сотовому телефону и гордо обладать подержанной Тойотой с правосторонним рулем.

Горько и очень обидно...

Русский народ предал своих мертвых героев, перестав, таким образом, быть и русским, и народом. Он страдает, и это страдание он заслужил своим предательством.