После низвержения сатанинской Советской власти русский народ начал охотно примерять на себя христианскую шкуру: "Мы-де, русские, -- христиане спокон веков". Все надели на шею крестики и охотно избавились от бремени мыслить и чувствовать, вручив его
Однако немногие понимают, что христианство -- это тяжкое призвание, требующее каждодневного самоотречения и даже подвига. Этого, кажется, не понимал даже такой властитель российских дум, как Ф.М.Достоевский, с его беспомощными соплями о "слезинке замученного ребенка". По существу, жизнь мирского христианина немногим должна отличаться от жизни монаха.
Важнейший вопрос христианской доктрины -- смысл страдания, из которого проистекает концепция теодицеи, то есть оправдания Бога: почему милостивый и всемогущий Бог попускает слезинкам замученных ребят? Однако сам этот вопрос выдает человека, неверующего в Царство Небесное, то есть человека, лишенного абсолютного мерила человеческого благополучия.
Проблема теодиции не возникает в дуалистических религиях, в которых мир является ареной битвы сил Добра и Зла, примерно равных по величине или даже с превосходством сил Зла, как в гностицизме. В этих религиях страдание есть зло -- продукт сил Зла, и с ним надо бороться в рамках общей борьбы со Злом.
В христианстве же мир находится под абсолютным господством всеблагого Бога, поэтому, как ни больно нам это признать, страдание ниспослано нам Богом, и наша задача -- понять его, страдания, назначение и решить, как на него реагировать.
Можно предположить (и, скорее всего, это является общим местом в христианской теологии), что страдание -- это испытание, которое Бог предлагает нам пройти с большим или меньшим достоинством. Отказавшийся от этого испытания с помощью самоубийства проваливает экзамен и лишается Божьей благодати. В то же время для некоторых христианских мучеников страдание было квинтэссенцией их веры, и они принимали его с восторгом.
Рассмотрим, например, болезнь как форму страдания. Раньше многие люди были убеждены, что болезни возникают по причине злого умысла людей, "насылающих порчу". Сейчас от этого взгляда отказались почти все, за исключением таких дремучих стран, как Россия, и причина отказа -- во-первых, отсутствие подтверждающих эту точку зрения объективных данных, а, во-вторых, потому, что, как указано выше, концепция страдания вполне может быть примирена с концепцией благости Бога.
Если болезнь вызвана людьми, злоупотребляющими данной им Богом свободой воли, то она есть проявление зла (между прочим, любое зло есть проявление свободной воли человека), и с ней естественно бороться. Если же она вызвана не людьми, то она не может быть вызвана никем иным, как Богом. Если мы принимает это, мы должны признать, что попытка лечить болезнь является попыткой избежать испытания, посланного Богом, и эта попытка может быть соотнесена с попыткой избежать страдания с помощью самоубийства, то есть с тяжким непростительным грехом.
Таким образом, становится ясно, что медицина -- дело греховное, попытка вмешаться и изменить Божий промысел. Человек, полагающийся на врача, очевидно, не полагается на Бога. И первый шаг, который каждый должен сделать в открытии себя -- быть честным с самим собой. Надели крестик -- будьте готовы к крестной муке.
Здесь уместно заметить, что наименее христианский из европейских народов -- американцы -- прикладывают наибольшие усилия к полному искоренению собственных страданий, что само по себе очень красноречиво.